Свободу дикой пчеле!

Все говорят: мед, мед. А про тех, кто его делает, никто не думает. Между тем у нас, у людей, с пчелами проблемы. Из-за нещадной эксплуатации и использования биодобавок они становятся все менее приспособлены к выживанию в природе — того и гляди, исчезнут совсем. Этим обстоятельством весьма озабочен пчеловод Андрей Артемов. Вот уже десять лет он выступает за возвращение пчел в натуральные условия: делает им комфортабельные колоды с дуплами и развешивает в ярославских лесах. «Такие дела» отправились к Андрею и его пчелам в гости

История в фотографиях

2 мая 2025 года в 18:25 я решил стать пчелой. Хочу треугольную голову, седую густую щетину и два фасеточных глаза, которые видят траву желтой, солнце — белым, а ночь — голубой. Еще хочу обоняние в сто раз лучше, чем сейчас. Четыре челюсти. Умение ходить вверх ногами. Гибкий мохнатый ярко-красный язык. Мчаться со скоростью 65 километров в час. Прочищать глаза ногами — тоже круто.  

Есть и минусы. Оказывается, рабочая пчела — существо почти бесполое. Я прочитал, что органы воспроизводства у нее недоразвиты. Впрочем, это ерунда по сравнению с тем, что браки у пчел совершаются в воздухе, буквально на небесах. Они так и называются: «брачнокрылые».

Конечно, все это я задумал не на пустом месте. Сильное влияние на меня оказал человек из Ярославля по имени Андрей Артемов. В свои почти 42 года Андрей прославился на всю страну благодаря хорошему отношению к пчелам. Он убежден, что пчелы должны жить не на пасеках, где их травят всякой химией, а в лесах, в дуплах деревьев, как в старину. Таким образом дикую лесную пчелу можно спасти от вымирания, а она, в свою очередь, поможет выжить и нам.

Явление героя

Считается, что лесная среднерусская пчела агрессивная. Вряд ли ее можно за это осуждать. Суровый климат и сложные жизненные обстоятельства кого хочешь сделают агрессивным. Однако даже пробивной характер ее не спасает: с каждым годом лесных пчел становится все меньше.

Почему? Во-первых, люди вырубают леса, и пчелам становится негде жить. Во-вторых, люди распахивают луга, уничтожая разнообразие цветов и лишая пчел кормовой базы. В-третьих, пчеловоды всячески борются с роением (то есть препятствуют процессу размножения), потому что во время роения часть пчел покидает улей, снижая объем меда. Наконец, биодобавки и витамины, которыми пчеловоды накачивают свои пасеки, делают пчелу, против ожиданий, слабой и неспособной отвечать на вызовы природы.

Всю эту мудрость излагает нам Андрей Артемов — подвижный человек с крестьянской бородкой и небесными глазами. Вместе с женой Аленой он приехал за нами на вокзал, чтобы отвезти в ярославскую деревню Варганово — там он в одиночку трудится над созданием идеального пчелиного мира.

По дороге выясняются подробности биографии Андрея. Родился в семье железнодорожников. Всю жизнь прожил в Ярославле, окончил местный политех: сперва факультет машиностроения, потом — архитектурно-строительный (не до конца). С детства любил горный туризм, поэтому пошел в промышленные альпинисты, для чего окончил курсы МЧС. Потом Артемова увлекло плотницкое ремесло. Он нашел артель реставраторов под Сергиевым Посадом и стал туда ездить, получил навык ремесла.

Ну а потом Артемов купил участок в области, на краю поля. Ни электричества, ничего. Поставил крошечный домик, срубил баньку. Женился, дочка родилась. Все как у людей.

— Думал, поставлю еще пару ульев, — вспоминает Андрей, выруливая на мост через Волгу, — будет и опыление, и мед свой. И как только в эту тему я погрузился, понял: с пчеловодством у нас беда.

Было это 12 лет назад.

Первая колода

Мировая наука, по словам Андрея, давно бьет тревогу: пчелы вымирают.

— Это, мягко говоря, капец: на пчелах завязано 80% растительного мира! Кто-то скажет: «Подумаешь, китайцы вон уже учатся электронно опылять цветы», но мне не хотелось бы думать об этом. Это как думать о том, что Волга вдруг пересохнет.

Страшная картина экологической катастрофы не давала Андрею спать. К тому же он узнал, что большинство современных пчеловодов пользуются биодобавками, которые подрывают здоровье насекомых. Тогда он стал выяснять, как разводили пчел раньше, прочитал про древних бортников, которые делали для пчел дупла (борти) в деревьях, и понял, что в этом что-то есть.

— Между прочим, правильно сделать дупло непросто, — рассуждает Андрей. — Как его сделать, чтобы дерево не умерло? Это же хирургическая операция. Мне тут повезло, помогло плотничество, которым я занимался, и мой промышленный альпинизм: я ведь зарабатывал арбористикой — это когда обрезают деревья. Я опилил кучу разных пород, знаю, как ведет себя древесина.

— И как она себя ведет?

— Каждое дерево разное. Вот ты пилишь березовую ветку — она уже совсем на волоске висит, а держится. Такие свойства. И липа туда же: держится до конца. А у тополя ветка — ты еще до середины не допилил, а она выстреливает и летит куда хочет! Это все невероятно интересно… И потом мало просверлить правильное дупло — надо, чтобы оно понравилось пчелам.

— Диван, что ли, им поставить?

— Да нет, вентиляция важна, разные параметры… В общем, я подумал и понял, что, несмотря на квалификацию, жертвовать живыми деревьями пока не готов. А вот к колодному пчеловодству готов. Колода — это ведь тот же кусок бревна с дуплом, только отпиленный. Ты просто вешаешь ее на дерево. Думаю: начну с этого. Сделал колоду и повесил ее в лесу, на елке, на десятиметровой высоте. И представь: в мае туда прилетели пчелы!

— Как же они узнали?

— Понятия не имею! Откуда-то прилетели. Я обрадовался: думаю, неужели все так просто? Они пожили там зиму, лето, но во вторую зиму все погибли. Спустил я колоду вниз, думал, хоть мед достану. А там мертвые пчелы, все сотами застроено и никакого меда нет. Сжег я колоду и думаю: «Ну и как тут пчеловодить? В чем смысл?» Пришлось разбираться уже по-нормальному. 

Неудобные пчелы

И поехал Артемов разбираться — сперва в Уфимский аграрный университет, на кафедру пчеловодства. Жил в общаге, ходил на курсы. Провел лето в Краснодарском крае, в горах с кочевыми пчеловодами.

— Повидал всю эту «кухню» с изобилием препаратов, химии, антибиотиков, всякого говна… — вспоминает Андрей. — Думаю: «Такое мне точно не нужно. Вот поэтому пчелы слабые и больные». Стал лесное хозяйство изучать: что с лесом происходит, куда дупла делись? Заодно и про разные виды пчел узнавал.

Оказывается, пчеловоды в массе ориентируются на «удобных» пчел. «Удобная» пчела обычно не бросается на человека, не жалит, а мирно жужжит возле ульев. Хороши в этом смысле «южанки» — из Краснодарского края, из Средней Азии, с Карпат. А вот среднерусская темная пчела — она «неудобная», может и броситься. Поэтому пчеловоды выбирают «южанок», а те берут и скрещиваются со среднерусской, размывая генофонд. 

— Очень сильно испортилась порода, — сокрушается Андрей, сворачивая на грунтовку. — Думаю, на всю Россию, дай бог, осталось 200 пчелиных среднерусских семей. Несколько лет назад с Енисея, из деревни староверов, чудом вывезли целый рой темных, лесных. Но их ведь у нас портят! Когда матка вылетает на спаривание, ее оплодотворяют полтора десятка трутней. Каждый трутень, который ее догнал, внес в нее свой геном. А летает она в радиусе до 25 километров от улья или от дупла. Выходит, пока я тут себе занимаюсь разведением среднерусской породы, остальные пчеловоды в радиусе 25 километров портят своими трутнями мою работу. Поэтому, когда мы говорим «среднерусская пчела», это, к сожалению, довольно условно.

Разговор с президентом

Деревня Варганово состоит из одной улицы и десятка деревянных домов. Сквозь заборы видны прямоугольники огородов. А у Артемова, кажется, и забора нет — посреди поля стоит их с Аленой крошечный одноэтажный дом. Неподалеку торчат несколько ульев. У изгороди возле дома целая гора деревянных спилов — будущие колоды-«дуплянки».

Сидим в столовой, она же спальня, она же гостиная, она же кабинет. В углу какая-то чудо-пешня для сверления дупел (кузнец ковал по спецзаказу). Едим Аленины блины, пьем чай — естественно, с медом. При этом Андрей жалуется:

— Тут мой мед получил золотую медаль на международном конгрессе в Москве. И все стали писать: мол, пчеловод Артемов — молодец! Люди не вникают, что дело вообще не в меде. И на конгресс я ехал не с медом, а с докладом о возвращении пчел в дикую природу.

Видно, что ему и правда досадно. Он-то думает, как пчел уберечь. А тут какой-то мед.

— Скажи, Андрей, профессиональное сообщество поддерживает твои взгляды? Что пчел надо выпускать в леса?

— Лет десять назад я вступил в ярославское общество пчеловодов. Между прочим, в нем шесть тысяч человек. У всех ульи. Я им говорю: «Каждый из вас использует пчелу, доит ее, грубо говоря. Можно дать ей немного уважения? Пусть каждый из вас повесит в лесу хотя бы одну дуплянку. Там будут жить дикие пчелы, не для меда. Это будет наш общий вклад в восстановление популяции. Если надо, я помогу». Как думаешь, сколько человек повесили колоды?

— Два?

— Ни одного. Вот тебе и вся гражданская ответственность. Я даже думаю: может, при таком отношении мы заслуживаем того, чтобы пчелы исчезли?

Впрочем, у Андрея уже зреет другой план. Причем серьезный.  

— Представим такую картину: вызывает меня, например, президент…

— Да-да, например. 

— …и говорит: «Надо решать проблему. Пчеловоды не вывозят. Это вам не скворечники вешать» (такое впечатление, что он уже поговорил с президентом. — Прим. ТД). Что я предлагаю в ответ? У нас в России порядка 120 природоохранных территорий: национальные парки, заказники. Около сорока из них, по моим прикидкам, могли бы подойти на роль пчелиного заповедника. Требования простые: чтобы там не было других пчеловодов и чтобы никаких лесорубов. Надо развесить колоды и создать «ядро» — пасеку, где будут роиться темные лесные пчелы. Ежегодно. Они там будут проходить естественный отбор — это самое главное: слабый гибнет, сильный выживает. Есть исследования: если мы в изоляции, в заказнике сможем создать такие условия, через три — пять лет мы получим здоровую, сильную дикую пчелу. Представляешь?

— У нас есть такие заказники?

— У нас нет, а в Грузии уже есть. Я там в прошлом году развешивал колоды в одном заповеднике. А сейчас мы с ребятами из Ассоциации естественного пчеловодства обсуждаем эту идею с несколькими нацпарками в России. Очень надеюсь, что дело двинется — это, пожалуй, единственный способ все изменить.

Невоспитанные дикари

Мы пошли смотреть пчелиное хозяйство. Облачились в брезентовые робы и резиновые сапоги. Взяли дымарь — окуривать пчел, причем Артемов как натуралист подчеркнул: лучший по едкости дым получается из лосиного говна прошлого сезона, то есть из ферментированной осиновой коры.

Прошли мимо ульев, которые Андрей называет «яслями». Здесь выводится будущая лесная пчела: часть роя улетит в лес и, возможно, расселится по дуплам. Для этого пчелы выпускают на поиски разведчиков. Но прежде чем улетать навсегда, они какое-то время живут в колодах, которые Артемов расставил на поляне, недалеко от пасеки. Толстые серые дуплянки под красными и зелеными крышами выглядывают из кустов, как гигантские грибы. Вокруг них летают пчелы. Андрей подходит к дуплянке, выпускает облако дыма, вынимает заслонку, которая прикрывает должею (продольное отверстие в колоде), и осматривает гнездо, рамки и соты. Пчелы как будто даже не меняют направление полета.

— Похоже, они тебя любят. Не бросаются. 

— Есть же в Тибете монахи, которых тигры не трогают, — отшучивается он. — Вообще, пчелы все разные. Некоторые сразу начинают тебя уничтожать, хотя ты вроде повода не давал. Тогда ничего тебе не поможет, кроме бегства. А есть такие, что ты прямо уже целиком к ним залез, а они спокойно своими делами занимаются. Короче, все как у людей.

— А ты их дрессируешь?

— Ну нет, это пчеловоды им сахар и таблетки дают, подбирают покладистых. Я так не делаю. Мне, наоборот, надо, чтобы пчелы были невоспитанными дикарями! Тогда они смогут и выжить, и медведю навешать, если что. Дятел к ним сунулся — получил. Куница залезла — получила. Зато они живут и здравствуют.  

За десять лет Артемов сделал больше 100 колод. Процесс доведен до автоматизма. Из липового или осинового бревна выпиливается внутренняя часть. Сверлится дупло, накрывается крышкой. После этого колоду можно ставить на бетонное основание или вешать на дерево. Ну а дальше вопрос времени.

После пасеки Артемов ведет нас в лес — показать классическую борть: она выдолблена в толстой сосне метрах в шести от земли. Там тоже резвятся пчелы. Добраться до них можно по шатким лесам, которые он оставил для красоты («А вообще убрать бы надо, чтобы никто не залез»).   

— А как смотрит государство на твою деятельность? Это вообще законно: делать борти, развешивать колоды?

— Да ты что! Даже скворечник без разрешения вешать нельзя. Я ходил к чиновникам. Они почесали в затылке. Потом сказали: «Молодец. Делай свое дело и не попадайся».

— Это как?

— Если попадешься егерю, могут приравнять к вредителю, отобрать инструмент. Оштрафовать за порчу пиломатериалов. У нас же все зарегулировано. Правда, егерь меня все-таки вычислил. И… тоже похвалил. Даже попросил поставить рядом с деревом, где пчелы роятся, свою «ловушечку». А потом егеря сменили.

— А новый как?

— А нового я еще не видел.

Торт из мертвых пчел  

Хорошо идти по полю с дымарем в руках. А если ты пчела, еще лучше. Летай себе, собирай нектар: за полем — лес, в лесу — поляны цветов. А в небе облака плывут на север: там Вологодчина, там среднерусская пчела никак не выживет. Ей и здесь-то, под Ярославлем, нелегко.

В красивом месте возле ручья висела колода. В ней было тихо. Никто не летал и не вился. Постучали палкой – молчат. Пришлось залезать, снимать заслонку. Оказалось, колода набита мертвыми пчелами. Штук пятьсот, а может, больше: круглый, с тяжелым запахом черно-золотистый ком. Торт из мертвых пчел.  

— Бывает, — хмуро сказал Андрей. — Понятия не имею, что случилось. Может, болезнь. Ну что делать, новые прилетят. А этих тут оставим — для птиц.  

На обратном пути, чтобы отвлечь Артемова от тяжких дум, спрашиваем, пишут ли ему почитатели, ведь у него, как у всех современных деятелей, есть соцсети и даже отдельный ютьюб-канал.

— Не только пишут, даже приезжают, — оживился он.

Правда, из этого получается какой-то сумасшедший дом. Вот прислал ему друг человека, якобы увлеченного бортничеством. Тот просил о встрече, говорил, что опыта немного, но хотел бы поучиться развешивать колоды, походить по лесу. Андрей согласился, поехал на вокзал встречать. Из поезда вышел 90-летний дедушка.    

— Он не то что по лесу — по тротуару еле идет! И зима еще, понимаешь? Ну куда я его поведу? Приехали мы сюда, кое-как вышли в поле. Говорю: «Идите по моим следам». Он два шага сделал — упал. Мне страшно: а если, не дай бог, что случится? В общем, два дня его развлекал, рисовал схемы, а он делал вид, что его это интересует.

— Видно, человек одинокий, пообщаться хотел. Приехал, главное.

— Да я все понимаю, но у меня, прости, дел по горло. Два дня просто выпали. Потом еще один написал, молодой: «Хочу приехать поучиться». Ладно. Перед самым выездом пишет: «А можно я с собакой?» Я говорю: «Может, еще с женой и детьми?» Тут не туристическая база. Короче, бардак…

Чего он хочет

— Слушай, а где ты деньги берешь? В дупле?

— Если бы. Деньги я зарабатываю в основном промышленным альпинизмом. Еще делаю колоды на заказ, в том числе для предпринимателей. Одна очень большая чиновница мне несколько штук недавно заказала — для дачи, видимо… Мед иногда продаю, но только потому, что надо его куда-то девать. Вообще связываться с медом не желаю!

— Да ладно. А если бы тебе пять миллионов рублей за имя предложили? Мед «Артемовский»… Стал бы торговать?

— Хрен его знает. Надо дом строить, новый туалет… Может, и стал бы.

— Не стал бы, — это вмешивается жена Андрея Алена. — Это он сейчас так говорит.

Артемов молчит, ухмыляется.

— А чего ты вообще хочешь? Чтобы куча людей, как ты, развешивала по лесам колоды?

— Ничего я для людей не хочу. Я хочу, чтобы пчелы остались. Надо сохранять их в резервациях. Но это еще когда будет. А пока я делаю, что могу. Колоды вот вешаю. Обучаю других.  

— Но глобальные планы у тебя есть? 

— Глобальные… Я в прошлом году пошел в лес и рубанул топором по руке случайно. Кровь фонтаном! Кое-как перевязал себя, доплелся до деревни. Упросил соседа отвезти к фельдшеру. Тот стал зашивать. Причем почти без наркоза. Я говорю: «Вы бы мне хоть палку в зубы дали». А с другой стороны, думаю: скажи спасибо, что вообще зашивают. Чего тут еще недовольничать. Три месяца рука не действовала. Вот тебе и глобальные планы, вот тебе и улучшение человечества. Сидишь и думаешь: «Ну е-мое, Андрей, занимайся своим делом, а оно уж как-нибудь само…» 

Кто круче?

День к закату, пчелы возвращаются домой. Мы едем обратно на вокзал. 

— Андрей! Я все думаю: становиться ли мне пчелой?     

— Только не трутнем.

— Не-не, трутень не мой вариант. Рабочей пчелой хорошо бы, но она живет всего четыре недели. А если хочешь дольше, надо становиться маткой, а это такая ответственность, сам понимаешь…

—  Да, ответственность — это про пчел. Ты знаешь, что у них понятие частного вообще отсутствует? Жизнь одной пчелы ничего не стоит. Все общее. Все во имя единого организма. У нас с друзьями несколько лет назад был проект «Соседи по планете». Они привлекли кинологов, которые рассказывали о социальных связях в стае собак. Потом специалисты по лошадям рассказывали об отношениях в табунах. Я рассказывал, что такое рой и чем его социальная структура отличается от табуна и стаи. Ну а потом обсуждали на этом фоне человека.

— И кто круче?

— Я так скажу. Человек, конечно, круче и пчел, и собак, и лошадей. Но человеком надо стать. До этого нам пока далеко.

• Теги:
• животные
• такие люди